Ну а пока просто мчим к горизонту, верим, надеемся, вновь расцветаем. Ноты - в эмоции, слёзы - в полёты, голос - в безумное "ждём и мечтаем". (с)
На самом деле, Мантра - это название группы. Группы, которую я заслушиваю не так давно, но с восторгом и восхищением. Такие необычайные тексты, подборка инструментов и женский вокал мне не встречались уже давно, наверное, ещё со времён Мельницы.
Прелесть в том, что с Мельницей Мантра не имеет ничего общего (ну, может, кроме первой буквы в названии). Я ничего не буду объяснять, я просто покидаю сюда пару песен для затравки и Легенду, которая нашлась на их офсайте. Мне кажется, она достойна быть прочтённой.
а теперь о том, при чём здесь Darta
«Как и любой человек на этой Земле, я могла стать кем угодно.
Мой отец был наездником, как и все родственники по его линии, которые еще до Революции приехали в Российскую Империю со своими лошадьми, чтобы развивать здесь культуру конного спорта.
Моя мама была художницей, поэтому кто-то полагал, что конный спорт я однажды все-таки променяю на мольберт и заляпанную вдохновением палитру, халат и холст.
Мой дедушка был летчиком, и одно время я даже честно пыталась уйти в авиацию, но там мне сказали, что это на всю жизнь, поэтому я хорошо подумала и отказалась.
Я никогда не обращала внимания на то, что мне говорили другие. В первом классе, например, в моей школе было прослушивание от Гнесинской Академии, после которого местные педагоги упорно названивали моим родителям, уверяя их, что они просто обязаны отдать меня в какую-нибудь ЦМШ. И в принципе родители были не против. Против была я, которая с пеной у рта уверяла всех, что музыкой и уж тем более сольным пением я не буду заниматься никогда.
Я занималась балетом, археологией, преподавала детям-сиротам из ПНИ в глубинке страны, иногда пела в церковно-приходском хоре, писала кандидатскую по франко-канадской поэзии, напросилась на работу в Университет Лаваля в Квебеке, где собиралась закончить работу над книгой о творчестве канадского пушкина Эмиля Неллигана в перерыве между свадьбой и эмиграцией, но случилось непредвиденное …
Я потеряла своего Мастера.
Юрий Иванович Баздырев 27лет был первым тенором Московской Филармонии. Он был гениальным педагогом, выучившим полстраны, и моим близким человеком, который знал обо мне все, который поверил в меня с первой секунды и который всегда говорил мне, что музыка – это мое, и что когда придет время, она даст мне о себе знать. А пока этого не произошло, он поил меня свежесваренным кофе, рассказывал байки про 15-тилетнего Высоцкого, который когда-то тоже был его учеником, ругал за отношение к жизни и периодически уверял, что я могу петь не только фальцетом.
На похоронах было море цветов и море слез. Плакали консерваторские мэтры, плакали ученики, о чем-то плакала затесавшаяся в толпу Небезызвестная певица, сокрушаясь о том, что ушел из жизни настоящий Мастер… На ее месте мне было бы стыдно называть себя учеником такого педагога, но Небезызвестной певице было не стыдно, а мне было стыдно за себя. За то, что все те годы, которые Юрий Иванович на меня потратил прошли для меня впустую, за то, что я ленилась, за то, что я не работала над собой, за то, что не оправдала его надежд.
- Хоть сама закапывайся, — ненароком подумала тогда я, стараясь поскорей выбраться на свежий воздух из бесконечной толпы незнакомых плачущих людей.
- А вот это – можно! – заверила меня подруга, поведав мне занимательную историю о том, что есть у нас в Москве некая школа не то рейки, не то сразу всего на свете, которая раз в год выезжает всем составом на необитаемый остров и закапывается там заживо в собственно вырытых могилах на берегу моря.
Я взяла с собой пару платьев, бутылку водки, лучшего друга и подругу из театральной юности и решила закопаться. Я не знала, что могла бы исправить во мне моя будущая смерть, но понимала, что моя жизнь уже давно перестала быть жизнью. Это больше напоминало игру в жизнь, в семью, в счастье, в науку, в работу, в саму себя, у которой не было настоящего будущего. Потому что все, что было во мне настоящего ушло вместе с ним, с моим Мастером, с человеком, который был для меня всем, с тем, кому я так и не сказала «люблю»…
Мы приехали к закату. Баркас высадил нас на берегу и растворился в рыжем мареве садившегося солнца. Так, словно и не было никогда никакого баркаса. А люди, что приехали вместе с нами похватали сумки и стали медленно двигаться к горизонту, оставляя длинные вереницы следов на белоснежном песке и постепенно сливаясь с растревоженными стаями птиц, внезапно всколыхнувшимися из ниоткуда.
Я не помню, о чем я думала в тот момент. Помню лишь, что удивилась тому, что люди вокруг были очень разных возрастов. Были семилетние дети, были восьмидесятилетние старики. И у всех была своя веская причина пережить смерть.
Каждому из нас задавали вопросы. И каждый отвечал самому себе, что бы он сделал, если бы узнал, что ему остался жить час или кем бы он хотел родиться вновь.
Мои друзья были со мной до самого конца. И они единственные ни о чем меня не спрашивали. Когда я, наконец, уснула, меня завернули в саван и отнесли к морю…
Там, по ту сторону жизни, я очень надеялась встретиться с Ним, с моим Мастером. Но рядом со мной неожиданно оказался совсем другой человек. Там, в моем сне, он просто молча сидел рядом и держал меня за руку. Я не знала, кто он, но я знала, что если я проснусь, то обязательно с ним встречусь. И еще я знала, что он изменит мою жизнь.
Я проснулась оттого, что кто-то звал меня по имени. Я не могла открыть глаза, но знала, что лежу на воде у кого-то на руках. Кто-то большой и сильный купал меня в морских волнах, словно новорожденного младенца. Когда я проснулась, была глубокая ночь, и небо разрывалось от сияния звезд.
Сначала мое тело меня не слушалась, поскольку довольно долго пролежало неподвижно под неподъемным слоем земли. Когда я обрела уверенность в ногах, меня отпустили на берег. Там, где кончались волны меня ждали женщины и дети в белых развевающихся одеждах и с горячим травяным чаем в алюминиевой кружке. Меня обняли и поздравили с днем рождения, а затем уложили у огромного костра под открытым небом. Я лежала и слушала, как шумит море где-то по ту сторону огня, я чувствовала, как шуршит песок под моей спиной, как вьется пламя, в которое подкладывают сухой хворост. Я чувствовала, как пахнет морская вода и как шуршит ящерица в моих волосах. Я знала, что она пришла – именно ко мне, а еще я впервые в жизни знала, чего я хочу.
Я хотела петь. Так, как меня учил Юрий Иванович. С теми, кому было суждено прийти в мою жизнь. И тогда я засмеялась – так, как не смеялась уже очень давно: в голос, и от души.
А когда рассвело, я увидела среди людей, приехавших на остров, того человека, который был со мной там, в моем сне. Именно он познакомил меня с моим первым арт-директором.»
Ника Ратомская.
Прелесть в том, что с Мельницей Мантра не имеет ничего общего (ну, может, кроме первой буквы в названии). Я ничего не буду объяснять, я просто покидаю сюда пару песен для затравки и Легенду, которая нашлась на их офсайте. Мне кажется, она достойна быть прочтённой.
а теперь о том, при чём здесь Darta
)«Как и любой человек на этой Земле, я могла стать кем угодно.
Мой отец был наездником, как и все родственники по его линии, которые еще до Революции приехали в Российскую Империю со своими лошадьми, чтобы развивать здесь культуру конного спорта.
Моя мама была художницей, поэтому кто-то полагал, что конный спорт я однажды все-таки променяю на мольберт и заляпанную вдохновением палитру, халат и холст.
Мой дедушка был летчиком, и одно время я даже честно пыталась уйти в авиацию, но там мне сказали, что это на всю жизнь, поэтому я хорошо подумала и отказалась.
Я никогда не обращала внимания на то, что мне говорили другие. В первом классе, например, в моей школе было прослушивание от Гнесинской Академии, после которого местные педагоги упорно названивали моим родителям, уверяя их, что они просто обязаны отдать меня в какую-нибудь ЦМШ. И в принципе родители были не против. Против была я, которая с пеной у рта уверяла всех, что музыкой и уж тем более сольным пением я не буду заниматься никогда.
Я занималась балетом, археологией, преподавала детям-сиротам из ПНИ в глубинке страны, иногда пела в церковно-приходском хоре, писала кандидатскую по франко-канадской поэзии, напросилась на работу в Университет Лаваля в Квебеке, где собиралась закончить работу над книгой о творчестве канадского пушкина Эмиля Неллигана в перерыве между свадьбой и эмиграцией, но случилось непредвиденное …
Я потеряла своего Мастера.
Юрий Иванович Баздырев 27лет был первым тенором Московской Филармонии. Он был гениальным педагогом, выучившим полстраны, и моим близким человеком, который знал обо мне все, который поверил в меня с первой секунды и который всегда говорил мне, что музыка – это мое, и что когда придет время, она даст мне о себе знать. А пока этого не произошло, он поил меня свежесваренным кофе, рассказывал байки про 15-тилетнего Высоцкого, который когда-то тоже был его учеником, ругал за отношение к жизни и периодически уверял, что я могу петь не только фальцетом.
На похоронах было море цветов и море слез. Плакали консерваторские мэтры, плакали ученики, о чем-то плакала затесавшаяся в толпу Небезызвестная певица, сокрушаясь о том, что ушел из жизни настоящий Мастер… На ее месте мне было бы стыдно называть себя учеником такого педагога, но Небезызвестной певице было не стыдно, а мне было стыдно за себя. За то, что все те годы, которые Юрий Иванович на меня потратил прошли для меня впустую, за то, что я ленилась, за то, что я не работала над собой, за то, что не оправдала его надежд.
- Хоть сама закапывайся, — ненароком подумала тогда я, стараясь поскорей выбраться на свежий воздух из бесконечной толпы незнакомых плачущих людей.
- А вот это – можно! – заверила меня подруга, поведав мне занимательную историю о том, что есть у нас в Москве некая школа не то рейки, не то сразу всего на свете, которая раз в год выезжает всем составом на необитаемый остров и закапывается там заживо в собственно вырытых могилах на берегу моря.
Я взяла с собой пару платьев, бутылку водки, лучшего друга и подругу из театральной юности и решила закопаться. Я не знала, что могла бы исправить во мне моя будущая смерть, но понимала, что моя жизнь уже давно перестала быть жизнью. Это больше напоминало игру в жизнь, в семью, в счастье, в науку, в работу, в саму себя, у которой не было настоящего будущего. Потому что все, что было во мне настоящего ушло вместе с ним, с моим Мастером, с человеком, который был для меня всем, с тем, кому я так и не сказала «люблю»…
Мы приехали к закату. Баркас высадил нас на берегу и растворился в рыжем мареве садившегося солнца. Так, словно и не было никогда никакого баркаса. А люди, что приехали вместе с нами похватали сумки и стали медленно двигаться к горизонту, оставляя длинные вереницы следов на белоснежном песке и постепенно сливаясь с растревоженными стаями птиц, внезапно всколыхнувшимися из ниоткуда.
Я не помню, о чем я думала в тот момент. Помню лишь, что удивилась тому, что люди вокруг были очень разных возрастов. Были семилетние дети, были восьмидесятилетние старики. И у всех была своя веская причина пережить смерть.
Каждому из нас задавали вопросы. И каждый отвечал самому себе, что бы он сделал, если бы узнал, что ему остался жить час или кем бы он хотел родиться вновь.
Мои друзья были со мной до самого конца. И они единственные ни о чем меня не спрашивали. Когда я, наконец, уснула, меня завернули в саван и отнесли к морю…
Там, по ту сторону жизни, я очень надеялась встретиться с Ним, с моим Мастером. Но рядом со мной неожиданно оказался совсем другой человек. Там, в моем сне, он просто молча сидел рядом и держал меня за руку. Я не знала, кто он, но я знала, что если я проснусь, то обязательно с ним встречусь. И еще я знала, что он изменит мою жизнь.
Я проснулась оттого, что кто-то звал меня по имени. Я не могла открыть глаза, но знала, что лежу на воде у кого-то на руках. Кто-то большой и сильный купал меня в морских волнах, словно новорожденного младенца. Когда я проснулась, была глубокая ночь, и небо разрывалось от сияния звезд.
Сначала мое тело меня не слушалась, поскольку довольно долго пролежало неподвижно под неподъемным слоем земли. Когда я обрела уверенность в ногах, меня отпустили на берег. Там, где кончались волны меня ждали женщины и дети в белых развевающихся одеждах и с горячим травяным чаем в алюминиевой кружке. Меня обняли и поздравили с днем рождения, а затем уложили у огромного костра под открытым небом. Я лежала и слушала, как шумит море где-то по ту сторону огня, я чувствовала, как шуршит песок под моей спиной, как вьется пламя, в которое подкладывают сухой хворост. Я чувствовала, как пахнет морская вода и как шуршит ящерица в моих волосах. Я знала, что она пришла – именно ко мне, а еще я впервые в жизни знала, чего я хочу.
Я хотела петь. Так, как меня учил Юрий Иванович. С теми, кому было суждено прийти в мою жизнь. И тогда я засмеялась – так, как не смеялась уже очень давно: в голос, и от души.
А когда рассвело, я увидела среди людей, приехавших на остров, того человека, который был со мной там, в моем сне. Именно он познакомил меня с моим первым арт-директором.»
Ника Ратомская.
-
-
13.02.2014 в 22:11Замечательная "легенда", я проча на одном дыхании, как говорится. "Затравка" подействовала желанием скорее это послушать, но вряд ли со мной это случится скоро.
Я и BN до сих пор не записала в плеер, зато послушала на работе с компа. Первый раз вообще не заметила как альбом кончился, второй раз "вроде неплохо, да, кажется BN такими и были, да..." И вот в третий раз я больше слушала музыку чем работала, пританцовывала, улыбалась коллегам. Хочу скорее эту музыку в плеер и радоваться по дороге на работу, но все не складывается, эх.
И да, спасибо за приятные слова, что ты мне здесь говоришь. Но это ты интересная, а не я. А еще ты мне всегда поднимаешь настроение )
-
-
14.02.2014 в 12:01Рада, что заинтересовала, как послушаешь - напиши, как ощущения, хорошо?
А BN заливай в плеер, ибо они ведь действительно замечательные, ващеваще замечательные ("ващеваще" тут должно считаться за отдельный комплимент)), и лишний повод порадовать себя лишним никогда не будет. )
Тебе спасибо, мне жуть как приятно, что ты так думаешь. *__*
-
-
14.02.2014 в 13:38